За­да­ния 24. Язы­ко­вые средства выразительности

(1)Вос­палённое со­сто­я­ние Поли, а глав­ное, её сбив­чи­вая, дву­смыс­лен­ная речь – всё под­ска­зы­ва­ло худ­шие до­гад­ки, много страш­нее, чем даже плен Ро­ди­о­на или его смер­тель­ное ра­не­ние.

(2)–Да нет же, тут дру­гое со­всем, – со­дрог­ну­лась Поля и, от­вер­нув­шись к стен­ке, вы­ну­ла из-под по­душ­ки смя­тый, за­чи­тан­ный тре­уголь­ни­чек.

(3)Впо­след­ствии Варя сты­ди­лась своих на­чаль­ных пред­по­ло­же­ний. (4)Хотя ред­кие тран­зит­ные эше­ло­ны не за­дер­жи­ва­лись в Москве, но вок­за­лы на­хо­ди­лись по­бли­зо­сти, и Ро­ди­о­ну был из­ве­стен Полин адрес. (5)Ко­неч­но, ко­ман­до­ва­ние могло и не раз­ре­шить сол­да­ту от­луч­ки из эше­ло­на в Бла­го­ве­щен­ский ту­пи­чок, тогда по­че­му же хоть от­крыт­ки не черк­нул своей-то, лю­би­мой-то, про­ез­дом в дей­ству­ю­щую армию?..

(6)Итак, это была его пер­вая фрон­то­вая ве­сточ­ка с более чем двух­не­дель­ным за­поз­да­ни­ем. (7)Во вся­ком слу­чае, сей­час вы­яс­нит­ся, с ка­ки­ми мыс­ля­ми он от­прав­лял­ся на войну. (8)Варя не­тер­пе­ли­во раз­вер­ну­ла ли­сток, весь про­ткну­тый ка­ран­да­шом, – видно, пи­са­лось на ко­ле­не. (9)При­ш­лось к лампе по­дой­ти, чтобы разо­брать туск­лые, по­лу­за­кон­чен­ные стро­ки.

(10)Варя сразу на­ткну­лась на глав­ное место.

(11)«По­жа­луй, един­ствен­ная при­чи­на, до­ро­гая моя, по­че­му мол­чал всё это время, – негде было при­стро­ить­ся, – крат­ко, с не­ожи­дан­ной пол­но­той и пря­мо­ли­ней­но, как на ис­по­ве­ди, писал Ро­ди­он. (12)– Мы всё от­сту­па­ем пока, день и ночь от­сту­па­ем, за­ни­ма­ем более вы­год­ные обо­ро­ни­тель­ные ру­бе­жи, как го­во­рит­ся в свод­ках. (13)Я очень болел к тому же, да и те­перь не со­всем ещё опра­вил­ся: хуже любой кон­ту­зии моя бо­лезнь. (14)Самое горь­кое – то, что сам я впол­не здо­ров, весь целый, нет пока на мне ни еди­ной ца­ра­пи­ны. (15)Сожги это пись­мо, тебе одной на всём свете могу я рас­ска­зать про это, – Варя пе­ре­вер­ну­ла стра­нич­ку.

(16)Про­ис­ше­ствие слу­чи­лось в одной рус­ской де­рев­не, ко­то­рую наша часть про­хо­ди­ла в от­ступ­ле­нии. (17)Я шёл по­след­ним в роте... а может, и во всей армии по­след­ним. (18)Перед нами на до­ро­ге вста­ла мест­ная де­воч­ка лет де­вя­ти, со­всем ребёнок, ви­ди­мо, на школь­ной ска­мье при­учен­ная лю­бить Крас­ную Армию... (19)Ко­неч­но, она не очень раз­би­ра­лась в стра­те­ги­че­ской об­ста­нов­ке. (20)Она под­бе­жа­ла к нам с по­ле­вы­ми цве­та­ми, и, так слу­чи­лось, они до­ста­лись мне. (21)У неё были такие пыт­ли­вые, во­про­си­тель­ные глаза – на солн­це по­лу­ден­ное в ты­ся­чу раз легче гля­деть, но я за­ста­вил себя взять бу­ке­тик, по­то­му что я не трус, ма­те­рью моей кля­нусь тебе, По­лень­ка, что я не трус. (22)За­жму­рил­ся, а при­нял его у неё, по­ки­да­е­мой на ми­лость врага... (23)С тех пор держу тот за­сох­ший ве­ни­чек по­сто­ян­но при себе, на теле моём, слов­но огонь за па­зу­хой ношу, велю его в мо­ги­лу по­ло­жить на себя, если что слу­чит­ся. (24)Я-то думал, семь раз кро­вью обо­льюсь, пре­жде чем муж­чи­ной стану, а вот как оно про­ис­хо­дит, всухую… и это ку­пель зре­ло­сти! – (25)Даль­ше две строч­ки по­па­лись вовсе не­раз­бор­чи­вые. – (26)И не знаю, По­лень­ка, хва­тит ли всей моей жизни тот по­да­рок опла­тить...»

(27)–Да, он очень вырос, твой Ро­ди­он, ты права... – скла­ды­вая пись­мо, ска­за­ла Варя, по­то­му что при по­доб­ном строе мыс­лей вряд ли этот сол­дат ока­зал­ся бы спо­со­бен на какой-либо предо­су­ди­тель­ный по­сту­пок.

(28)Об­няв­шись, по­друж­ки слу­ша­ли ше­лест дождя и ред­кие, за­ту­ха­ю­щие гудки ав­то­ма­шин. (29)Темой бе­се­ды слу­жи­ли со­бы­тия ис­тек­ше­го дня: от­крыв­ша­я­ся на цен­траль­ной пло­ща­ди вы­став­ка тро­фей­ных самолётов, не­за­сы­пан­ная во­рон­ка на улице Весёлых, как они уже при­вык­ли её на­зы­вать в оби­хо­де между собой, Га­стел­ло, чей са­мо­заб­вен­ный по­двиг про­гре­мел в те дни на всю стра­ну.

(По Л. Лео­но­ву*)

*Лео­нид Мак­си­мо­вич Лео­нов (1899–1994) – рус­ский пи­са­тель, об­ще­ствен­ный де­я­тель.

(1)Труд­ное и за­пу­тан­ное дело — пи­са­тель­ство. (2)Пи­са­тель дол­жен не на­блю­дать жизнь, а жить в жизни, на­блю­дая её не сна­ру­жи, а из­нут­ри. (3)Между тем обыч­ная ис­то­рия жизни пи­са­те­ля та­ко­ва: уда­лась ему вещь, об­ра­тил на себя вни­ма­ние — и бро­са­ет преж­нюю ра­бо­ту, и ста­но­вит­ся про­фес­си­о­на­лом. (4)И вот че­ло­век са­дит­ся пи­сать не тогда, когда ему что-то нужно ска­зать, а тогда, когда нужно пла­тить за квар­ти­ру, шить жене паль­то. (5)И на гла­зах све­жий ро­сто­чек та­лан­та жел­те­ет, сох­нет. (6)И нет уж пи­са­те­ля. (7)На­чи­на­ю­щий пи­са­тель, если он ува­жа­ет свой та­лант и до­ро­жит им, не дол­жен «жить» ли­те­ра­ту­рой. (8)Чем угод­но до­бы­вай сред­ства к жизни, толь­ко не пи­са­тель­ством. (9)Придёт время, и то же пи­са­тель­ство самотёком нач­нет кор­мить тебя про­из­ве­де­ни­я­ми, на­пи­сан­ны­ми рань­ше.

(10)Не го­во­рю уж об этом, но пи­са­тель, ста­но­вясь про­фес­си­о­на­лом, сам вы­ры­ва­ет себя из жизни. (11)Обыч­ная те­перь для него среда — то­ва­ри­щи пи­са­те­ли, за­се­да­ния сек­ций, ре­сто­ран­чи­ки, клуб пи­са­те­лей. (12)Варка в соб­ствен­ном соку. (13)А потом куда-ни­будь вы­ез­жа­ет, ходит с блок­но­том и «на­би­ра­ет ма­те­ри­ал».

(14)Нужно в жизни жить, ра­бо­тать — ин­же­не­ром, вра­чом, пе­да­го­гом, ра­бо­чим.

(15)— Хо­ро­шо, а когда же тогда пи­сать? — спро­си­те вы.

(16)— Когда? (17)После ра­бо­ты. (18)В дни от­ды­ха. (19)В месяц от­пус­ка, — от­ве­чу я.

(20)— Много ли тогда на­пи­шешь?

(21)— И очень хо­ро­шо, что не­мно­го. (22)Всё, что тогда на­пи­шет­ся, будет пол­но­цен­но, нужно. (23)А так, по со­ве­сти ска­зать, взять почти у каж­до­го пи­са­те­ля пол­ное со­бра­ние его со­чи­не­ний — много ли по­те­ря­ет ли­те­ра­ту­ра, если вы­бро­сить из неё три чет­вер­ти на­пи­сан­но­го?

(24)Я за­ме­чал на себе в на­ча­ле ли­те­ра­тур­ной ра­бо­ты: каж­дый успех сни­жа­ет тре­бо­ва­тель­ность к себе, с каж­дым успе­хом на­чи­на­ешь пи­сать «легко». (25)И как в это время бы­ва­ет по­ле­зен же­сто­кий щел­чок — отказ ре­дак­ции, су­ро­вая встре­ча кри­ти­ки!.. (26)Про­си­те, то­ва­ри­щи, судь­бу, чтоб она была к вам по­стро­же и по­злее. (27)И тогда мы на­вер­ня­ка узна­ем на­сто­я­ще­го пи­са­те­ля.

(По В. Ве­ре­са­е­ву*)

* Ви­кен­тий Ви­кен­тье­е­ич Ве­ре­са­ев (1867—1945), про­за­ик, ли­те­ра­ту­ро­вед, кри­тик. Цен­траль­ная тема твор­че­ства — рас­кры­тие идей­ных ис­ка­ний рус­ской ин­тел­ли­ген­ции.

(1)Какое же зер­ка­ло жизни наш язык! (2)Нет, он по­и­сти­не велик, оста­ва­ясь и по­ны­не сво­бод­ным, прав­ди­вым. (3)Всё при­ем­лет, на всё от­зы­ва­ет­ся, как пуш­кин­ское эхо, боль­ше того - он вберёт и чу­же­стран­ные слова и на­учит их пло­дить новые формы (не кло­ни­ро­вать!) от уста­рев­ших и заёмных слов. (4)Беда толь­ко, что всё это идёт порой в без­об­раз­ном, без­гра­мот­ном сме­ше­нии.

(5)Так, за ко­рот­кий срок су­ме­ли об­ру­сеть и даже раз­ме­же­вать­ся по зна­че­нию такие при­выч­ные в среде спор­та слова, как «фа­на­тик» и «фанат», а те­перь и «фан», и даже ре­ли­ги­оз­ный фа­на­тизм при­об­ре­та­ет иную окрас­ку. (6)Были когда-то «по­клон­ни­ки», даже «клакёры» (франц.) те­ат­раль­ные, а те­перь фа­на­ти­ки раз­ме­же­ва­лись с «фа­на­та­ми». (7)Есть ещё фут­боль­ные фа­на­ты (не «бо­лель­щи­ки»), эст­рад­ные.

(8)Даже ста­ро­мод­ное «при­ват­ный», когда-то редко встре­ча­е­мое в обы­ден­ной речи, в сло­ва­ре В. Даля тол­ку­е­мое как «част­ный», «лич­ный», «осо­бен­ный», «до­маш­ний» («при­ват-до­цент», «при­ват­ная бе­се­да»), мы су­ме­ли так на­ци­о­на­ли­зи­ро­вать, что слово «при­ва­ти­за­ция» даже в бы­то­вом, все­гда чут­ком на от­тен­ки языке при­об­ре­ло пре­не­бре­жи­тель­ное зву­ча­ние, став «при­Хва­ти­за­ци­ей». (9)А ведь из­вест­но, что слово, герой, яв­ле­ние, по­пав­шие в на­род­ный язык, в фольк­лор, анек­дот, ста­но­вят­ся уже «на­ши­ми», «свой­ски­ми», как ост­ро­ум­ные сло­веч­ки из филь­мов Да­не­лия, Ря­за­но­ва, Гай­дая.

(10)Всюду язы­ко­вое раз­но­цве­тье. (11)Какое поле для на­блю­де­ния линг­ви­стов, ли­те­ра­то­ров, актёров! (12)Но как не­обыч­но, оду­хо­творённо зву­чат в нашей сверх­де­ло­вой речи ста­рин­ные слова, ко­то­рые ушли вре­мен­но, но живут на стра­ни­цах клас­си­ков и ждут свет­лых дней.

(13)Ни в коем слу­чае не стоит за­кры­вать глаза на то, что, кроме ино­языч­ных слов, нас захлёсты­ва­ет и уго­лов­ная лек­си­ка. (14)От­ку­да при­шли эти «кру­тые», «при­коль­ные», «крыши», «клёвые»? (15)Их ис­точ­ник ясен. (16)Но по­че­му они рас­цве­та­ют среди впол­не при­лич­ной мо­ло­де­жи, зву­чат с экра­на, пест­рят в пе­ча­ти?

(17)Этот раз­го­вор может про­дол­жить каж­дый, кто ра­де­ет за наш язык. (18)Он ведь и сей­час «ве­ли­кий, мо­гу­чий, прав­ди­вый и сво­бод­ный». (19)Толь­ко пор­тим его мы сами, за­бы­вая о том, что он живой, по­это­му не надо оби­жать его пош­ло­стью, чужим сором, не­нор­ма­тив­ной лек­си­кой, кан­це­ляр­ски­ми изыс­ка­ми, не­сов­ме­сти­мой ме­ша­ни­ной.

(По Т. Жа­ро­вой*)

* Та­и­сия Ва­си­льев­на Жа­ро­ва (ро­ди­лась в 1923 году), член Союза жур­на­ли­стов, ве­те­ран Ве­ли­кой Оте­че­ствен­ной войны. Ос­нов­ная тема твор­че­ства — судь­ба рус­ско­го языка.

(1)Как ху­дож­ник создаёт пей­заж­ную кар­ти­ну, так и целый народ по­сте­пен­но, не­воль­но даже, быть может, штрих за штри­хом на про­тя­же­нии сто­ле­тий создаёт ланд­шафт и пей­заж своей стра­ны.

(2)Лицо ста­рой, до­ре­во­лю­ци­он­ной Рос­сии опре­де­ля­лось, на­при­мер, в боль­шой сте­пе­ни теми сот­ня­ми тысяч церк­вей и ко­ло­ко­лен, ко­то­рые были рас­став­ле­ны по всем её про­сто­рам на воз­вы­шен­ных пре­иму­ще­ствен­но ме­стах и ко­то­рые опре­де­ля­ли си­лу­эт каж­до­го го­ро­да — от са­мо­го боль­шо­го до са­мо­го ма­лень­ко­го, а также сот­ня­ми мо­на­сты­рей, бес­чис­лен­ным ко­ли­че­ством вет­ря­ных и во­дя­ных мель­ниц. (3)Не­ма­лую долю в ланд­шафт и пей­заж стра­ны при­вно­си­ли и де­сят­ки тысяч по­ме­щи­чьих уса­деб с их пар­ка­ми, си­сте­ма­ми пру­дов. (4)Но, ко­неч­но, в первую оче­редь, и не­боль­шие де­ре­вень­ки и сёла с вет­ла­ми, ко­лод­ца­ми, са­ра­я­ми, бань­ка­ми, тро­пин­ка­ми, са­да­ми, ого­ро­да­ми, за­ло­га­ми, пряс­ла­ми, рез­ны­ми на­лич­ни­ка­ми, конь­ка­ми, кры­леч­ка­ми, яр­мар­ка­ми, са­ра­фа­на­ми, хо­ро­во­да­ми, по­ко­са­ми, пас­ту­шьи­ми рож­ка­ми, сер­па­ми, це­па­ми, со­ло­мен­ны­ми кры­ша­ми, ма­лень­ки­ми еди­но­лич­ны­ми по­ля­ми, ло­шад­ка­ми на па­хо­те... (5)Из­ме­ни­лось лицо стра­ны, когда все эти фак­то­ры, опре­де­ля­ю­щие пей­заж, ис­чез­ли.

(6)Точно так же, как ху­дож­ник-пей­за­жист вкла­ды­ва­ет в своё тво­ре­ние ча­сти­цу души и тво­рит пей­заж, в сущ­но­сти го­во­ря, по сво­е­му об­ра­зу и по­до­бию, так и в ланд­шафт любой стра­ны ока­зы­ва­ет­ся вло­жен­ной душа на­ро­да и то пред­став­ле­ние о кра­со­те, ко­то­рое в душе того или иного на­ро­да живет.

(7)Это плохо, если душа спит, если она от­вле­че­на, за­глу­ше­на по­боч­ны­ми об­сто­я­тель­ства­ми, ин­те­ре­са­ми, шу­ма­ми, ко­ры­стью или иными со­об­ра­же­ни­я­ми, если она мерт­ва или, ска­жем точ­нее, на­хо­дит­ся в ле­тар­гии. (8)Тогда оду­хо­творённость ухо­дит и из пей­за­жа. (9)Ланд­шафт остаётся ланд­шаф­том, но он как бы пу­сте­ет, остаётся форма при от­сут­ствии со­дер­жа­ния, веет хо­ло­дом, от­чуждённо­стью, рав­но­ду­ши­ем и вот имен­но пу­сто­той. (10)Ста­но­вит­ся без­раз­лич­ным для от­дель­но­го че­ло­ве­ка и це­ло­го на­ро­да: а как это будет вы­гля­деть? (11)Как будет вы­гля­деть дом, де­рев­ня, река, до­ли­на, холмы, стра­на в целом? (12)Ка­ко­во будет лицо стра­ны?

(13)Есть ве­дом­ства по раз­ра­бот­ке и до­бы­че по­лез­ных ис­ко­па­е­мых, по стро­и­тель­ству дорог, по зем­ле­де­лию, по элек­три­фи­ка­ции, по лёгкой, тяжёлой и ав­то­мо­биль­ной про­мыш­лен­но­сти, но нет ве­дом­ства по внеш­не­му виду стра­ны (земли), по её опрят­но­сти, при­бран­но­сти, оду­хо­творённо­сти... (14)Ду­ма­ем о проч­но­сти со­ору­же­ний, о ха­рак­те­ре и объёме зем­ля­ных работ, о ко­ли­че­стве дре­ве­си­ны, о цент­не­рах и тон­нах, о ку­бо­мет­рах и квад­рат­ных мет­рах, но не ду­ма­ем о том, а как это будет вы­гля­деть? (15)Как это будет вы­гля­деть не толь­ко само по себе, но в со­че­та­нии с окру­жа­ю­щим, с мест­но­стью, в со­гла­со­ва­нии с тра­ди­ци­я­ми и с про­ек­ци­ей в бу­ду­щее.

(16)Ланд­шафт во всей его слож­но­сти и со­во­куп­но­сти — это не про­сто лицо земли, лицо стра­ны, но и лицо дан­но­го об­ще­ства. (17)3аму­со­рен­ный лес, разъ­ез­жен­ные до­ро­ги с увяз­нув­ши­ми ма­ши­на­ми, об­ме­лев­шие реки, ис­по­ло­со­ван­ные гу­се­ни­ца­ми трак­то­ров зелёные лу­го­ви­ны, по­лу­за­бро­шен­ные де­рев­ни, сель­ско­хо­зяй­ствен­ные ма­ши­ны, ржа­ве­ю­щие под от­кры­тым небом, стан­дарт­ные дома, поля, заражённые сор­ня­ка­ми, го­во­рят о жи­те­лях той или иной де­рев­ни, того или иного рай­о­на ни­чуть не мень­ше, чем не­при­гляд­ная и за­пу­щен­ная квар­ти­ра о её жиль­цах.

(По В. Со­ло­ухи­ну*)

* Вла­ди­мир Алек­се­е­вич Со­ло­ухин (1924—1997), поэт, про­за­ик. Раз­мыш­ляя о со­вре­мен­ном че­ло­ве­ке, В. Со­ло­ухин осве­щал про­бле­мы его вза­и­мо­дей­ствия с зем­лей, при­ро­дой, куль­ту­рой, на­сле­ди­ем про­шло­го.